Весеннее Равноденствие было главным празднеством славян до крещения, и элементы его обрядности сохранились в ассимилированной церковным календарём Масленице. Деятели церкви очень осуждали праздник, но единственное, в чем они преуспели,- это лишь в том, что сократили сроки празднования, а сам праздник сохранил исконные черты. «Патриарх русский хотел искоренить этот бесовский праздник, но не успел; он только сократил его на 8 дней, вместо прежних 14». Но позже эти попытки снова возобновлялись: «Не благоволит ли ваше святейшество о вышеписанном благоразсмотрение учинить в ползу церкве христовой и ради уничтожения того празднования, яко застарелаго обычая, от ея величества повелителнаго указу испросить, о чом и представляю. Тихон, епископ бывый Воронежский. Марта 13 дня 1773 года».
В народном православии обрядность Весеннего Равноденствия оказалась связана с праздником Благовещения (25.03 по стар. стилю). К этому дню в восточнославянской традиции приурочены два основных обрядовых действа - "кликать весну" (заклички) и "греть весну" (возжигать огонь). «Что же касается совпадения во времени этих двух ранневесенних обрядов — «закликать и греть весну», то оно явно не случайно, поскольку оба обряда — пусть и по-разному, на разных «языках» и разными средствами (предметно-акциональными и словесно-музыкальными), решают одну и ту же задачу — маркируют календарный перелом и в известном смысле провоцируют его» - пишет Т. А. Агапкина в своей книге "Этнографические связи календарных песен. Встреча весны в обрядах и фольклоре восточных славян".
Соколова В.К. в своём богатом фактическим материалом труде «Весенне-летние обряды русских, украинцев и белорусов» (стр.68), пишет: «В большинстве мест на 22 марта пекли печенье в форме жаворонков — птиц, которые по народным поверьям, приносили в этот день на Русь весну».
«Наступление весны и новолетия, ежегодное воссоздание мира и времени, возвращение земли и года к своему исходному состоянию, т.е. в конечном счёте всё то, что является мифопоэтической квинтэссенцией переходного периода, невозможно до тех пор, пока не покончено с прошлым, пока «старое», в чём бы оно ни воплощалось, присутствует в жизни. Вот почему столь значительны мотивы изгнания, уничтожения и очищения. Эти действия направлены на стариков и ведьм, на чучела и иные обрядовые реалии (в частности на Масленицу, Пуста, Жура, Марену и Смерть, которую, как «козёл отпущения», принимал на себя всё зло и скверну прошедшего года).
Рубеж масленицы, порой, осмысливается не просто как время очищения, но как окончание срока «жизни» для отдельных видов посуды и утвари, отмечаемое битьём и ломанием старой посуды. У словенцев, например, в конце масленицы ряженый носил на голове корзину со старой посудой и в прежние времена разбивал её. На масленицу русские Вологодского кр. свозили на санках в болото всё собранное по дворам старьё (веники, лапти, плетни)» (Агапкина Т.А).
В этом отношении весьма показателен образ Масленицы. Часто в описаниях чучела Масленицы неоднократно отмечается обычай одевать Масленицу во все старое, негодное, обветшалое. П.А. Городцов, которому принадлежит описание календарных обрядов Тобольского края, отмечал, что для масленичного поезда выбирается «худая и старая кляча, едва передвигающая ноги», старые дровни, на которые водружали старый, брошенный из-за негодности челн и помост из гнилых досок. Костюм для Масленицы также «составлялся из ветхих и старых вещей, совершенно негодных к употреблению. Верховые, сопровождавшие Масленицу, и возница были одеты в рваные шубы, рваные и разные пимы, вывороченные рубахи». По словам того же П.А. Городцова, ругая Масленицу, кричали ей: «Убирайся вон, рваная старуха, грязная! ». М. М. Громыко, собравшая сведения о масленичных обрядах в Сибири, специально указывает на то, что во время проводов Масленицы использовались исключительно самые старые вещи.
Сопровождающие тоже должны были быть «стариками». В.К. Соколова отмечает, что этот обычай был характерен и для Европейской России. «Обращает на себя внимание, — пишет она, — прежде всего то, что все атрибуты масленичного поезда и одежда масленичной куклы — старая, негодная рухлядь (Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре (стр.133). В некоторых сёлах Московской губ... Масленицу представлял «какой-нибудь крестьянин, одетый самым странным образом, на лошади, убранной рогожами, мочалами, лаптями и т.п., запряжённой в так же странно убранные сани…».
Подобная же картина наблюдалась и в Среднем Поволжье: «В последний день масленицы один из парней на санях делает балаган (четыре поставит палки и накроет торбищем-пологом). В балаган посадит ребятишек. Сам нарядится в худые брюки, пиджак, мохнатую шапку, подпояшется соломой, сядет на лошадь верхом и проедется по улице» (Соколова В.К.).
Далее, анализируя масленичную обрядность Байбурин А.К. справедливо констатирует: «Смысловое значение перечисленных символизаций сводится к образу «состарившегося» мира и его уничтожению как средству достижения нового состояния».
Бывало, что соломенной кукле присваивалось имя одного из местных жителей, особенно провинившегося в истёкшем году.
Каждый год к масленице готовили новое «обвинительное заключение», в котором в шутливой форме рассказывалось обо всех неудачах, бедах и прегрешениях местных жителей; в нём было много нелицеприятной критики, высказываемой в адрес жителя села вне зависимости от их возраста и социального положения. В конце концов куклу, повинную во всех бедах прошедшего года, сжигали, разрывали, топили или вешали (Агапкина Т.А.).
Источники:
- Т. А. Агапкина "Этнографические связи календарных песен. Встреча весны в обрядах и фольклоре восточных славян"
- Рыбаков Б.А. «Язычество древних славян»
- Соколова В.К. «Весенне-летние обряды русских, украинцев и белорусов»
- С использованием материалов статей Кондрашова М.П. и Московкиной А.С.